— Компрачикосы проклятые! — прошипел я сквозь зубы.
— Андрюша, тебе нехорошо? — спросила сквозь стенку Соня. — Хочешь, я буду с тобой разговаривать?
— Да нет, ну что ты! — поспешно ответил я. — Спокойной ночи.
— А что ты делаешь? — не отставала Соня.
— Письмо пишу, — машинально ответил я.
И тут мне в голову пришла изумительная мысль. Я кинулся к столу, схватил ручку и на листе бумаги написал:
...«Уважаемые товарищи!
До каких пор вы собираетесь держать нас в неизвестности о цели вашего эксперимента?
Мы не подопытные… (хотел написать „кролики“, но вовремя передумал: чего доброго, не поймут) микроорганизмы.
Мы требуем личной встречи.
Если это никому не во вред, согласны учиться у вас и дальше.
Но если это не так, вы обязаны вернуть нас домой в целости и сохранности».
Подумал и приписал:
...«Иначе вам самим будет стыдно».
Дрожа от нетерпения, я положил листок в фирменный конверт, заклеил — и снова задумался: какой же написать адрес? Братьям по разуму? Стыдно. Скажут: тоже нам братец нашелся, родственник-переросток. Да и они с нами поступили тоже далеко не по-братски.
И я написал на конверте так:
...«Руководителям эксперимента».
Вот теперь все было ясно.
И, прижимая к груди конверт, я побежал на улицу.
Еще ни разу я не гулял под куполом ночью, и меня поразили пустота и тишина. У бассейна и над дорожками горели бледно-желтые фонари, листья пальм фанерно бренчали.
С колотящимся сердцем я добежал до центральной колонны, нажал кнопку лифта. Дверцы с тихим шорохом расползлись, почтовый ящик был на месте. Я опустил в щель письмо. Бедный Олег! Он искал связь, а связь была под рукой. Просто Олег никому не писал писем. Я заглянул сверху в щель — письмо еще смутно белело. Тут дверцы лифта задвинулись за моей спиной, и в наступившей темноте я увидел, как по конверту пробежал синий огонек. Почта принята!
Я потоптался немного в кабинете… Не знаю, чего я ждал: уж не ответа ли немедленно, сию же минуту? Потом нашарил кнопку на стене, двери открылись.
У кабины стоял Дроздов.
Я обомлел. Первой моей мыслью было немедленно подняться наверх… А что дальше? Колба запаяна… Тем более что Дроздов держал руку на кнопке вызова и лифт не мог закрыться.
— Добрый вечер, Аркадий Сергеевич, — промямлил я.
Дроздов ничего не ответил. Я сразу заметил, что он еле стоит на ногах. Если бы не рука, упиравшаяся в стенку, он бы, наверно, упал. Лицо его было землисто-серым, под глазами мешки.
— Что с вами? — спросил я, выходя из кабины.
— По ночам… гуляешь… — глухим голосом проговорил Дроздов. — А спать когда?..
— Съездить наверх захотелось, — соврал я. — Подышать свежим воздухом.
Блокировка в моей голове сработала автоматически.
— Погулять… — повторил Дроздов, упираясь рукой в стену.
— А что, разве нельзя?
— Отчего же… можно…
Дроздов нелепо повернулся и прислонился спиной к колонне. Случись это днем раньше, я бы решил, что директор выпил лишнего.
— Аркадий Сергеевич, вам помочь? — спросил я.
Дроздов не отвечал. Глаза его были открыты, но дыхания не было слышно.
Я беспомощно оглянулся. Вокруг было пусто и темно. Что же делать?
— Сейчас, сейчас, — пробормотал я, схватившись за его повисшую руку.
Дроздов всей тяжестью навалился на меня. Теперь-то я точно знал, что это не живой человек: мне приходилось тащить до постели отца, Дроздов был тяжелее в два раза.
Я положил его руку себе на плечи, напрягся. Ноги Дроздова сдвинулись с места и поволочились по земле.
Так, шаг за шагом, поминутно останавливаясь, я дотащил его до голубого домика, благо было не так уж и далеко.
Но тут — новая незадача: серая пластиковая дверь была наглухо закрыта, без малейшего признака замка либо дверной ручки. Я прислонил Дроздова к стене и стал искать на земле какой-нибудь инструмент, чтобы отодвинуть дверь или, если это невозможно, взломать.
Тут за спиной у меня послышался голос:
— Ты что здесь делаешь?
Я обернулся — рядом стоял Олег. Я так обрадовался, увидев его!
— Да вот, понимаешь, — заговорил я, — разбрелись по всей территории.
— Все трое? — деловито спросил Олег.
— Нет, только один. Посмотри вокруг, может, еще другие валяются.
Олег посветил фонариком (он оказался предусмотрительнее, чем я).
— Да вроде никого.
— Слушай, — сказал я, — не можем же мы тут его бросить.
— Не можем, — согласился Олег. — Ему нужно срочное питание.
Он подошел к двери, потом поднял вялую руку Дроздова, провел его ладонью по пластику — дверь отползла.
— Ты гений, — сказал я ему.
И в это время в темном дверном проеме показалась плотная фигура Воробьева.
Воробьев молча взглянул на нас и, схватив директора за плечо, с необыкновенной быстротой втащил его внутрь домика. Дверь закрылась.
А мы с Олегом, не сговариваясь, бросились бежать. Взлетели во весь дух на второй этаж общежития. Я хотел было с ходу юркнуть в свою комнату, но тут Олег преградил мне дорогу. Вид его не предвещал ничего хорошего.
— Ну? — сказал он грозно.
— В чем дело, приятель? — Я сделал попытку его обойти.
— Ты понимаешь, что ты натворил?
— А что такое? — Я все еще изображал оскорбленную невинность.
— Соня все слышала, — сказал Олег. — Но она не думала, что ты решишься.
Ах, черт! Действительно, когда я писал письмо ЭТИМ, я от волнения забыл о блокировке.
— Эх ты, торопыга! — презрительно проговорил Олег и отступил, давая мне дорогу. — Иди ложись. Но не думай, что проведешь спокойную ночку.