Проснулся я от холода.
Напрасно я натягивал одеяло до подбородка: холод безжалостно заползал вовнутрь. Я открыл глаза — в комнате было темно. И тут меня полоснуло чем-то острым по лицу и рукам. Закутавшись в одеяло, я подбежал к выключателю, зажег свет. Лампочка горела вполнакала. За окном была кромешная тьма, купол совсем не светился, хотя на часах было уже около семи утра.
В дверь забарабанили.
Я открыл — на пороге стояли Олег и Соня.
Она взглянула на мое лицо и ахнула:
— И ты тоже?..
— А что случилось? — спросил я.
— Славик порезался стеклом, — сквозь зубы проговорил Олег. — Ух, дал бы я тебе, если бы от этого была хоть какая-нибудь польза! Кустарь-одиночка!
— Оставь его, — сказала Соня. — Видишь, человеку больно.
Лампочка под потолком мигнула и померкла. В коридоре было тоже темно, шлепали чьи-то шаги, слышались приглушенные голоса.
— Иди за мной, — скомандовал Олег. — У меня в комнате фонарь, батареек хватит часа на четыре.
— Дай хоть одеться! — взмолился я. — Холодно!
— Некогда, — коротко ответил Олег.
Мы побежали по коридору. На бегу я чувствовал, как горят Славкины порезы на моем лице. Как же ему было больно в первые минуты, когда я еще спал, как сурок!
— Сломалось что-нибудь? — спросил я, задыхаясь.
— Все сломалось, — не оборачиваясь, ответил Олег. — Твоими молитвами. «Птичий базар» отключен, и вся система вышла из строя.
— Да что ж они, психи, что ли?
Олег резко остановился, и я налетел на него в темноте.
— Имей в виду, — сказал он вполголоса, дыша мне в лицо, — никто не знает, что это ты… Кроме нас с Соней. Понял? Будем держаться как люди.
Я благодарно закивал, хотя Олег этого, естественно, не видел.
Он втолкнул меня в комнату.
— Еще одного привели! — послышался в темноте жалобный Славкин голос. — И без того воздух кончается!
— Прекратить панику! — сказал Олег и зажег фонарь.
Луч света выхватывал из темноты лица ребят. Девчонки стояли, закутанные, как и я, в одеяла. Тут же была и Черепашка.
— Не понимаю! — сказала она, увидев меня. — Война, что ли? Никто ничего не объясняет…
— Все ты! — крикнул Борька и кинулся к Олегу. — Все ты, изыскатель!
Я схватил его за руки. Одеяло упало с меня на пол.
— Ну, ну, спокойно. Это не он, это я во всем виноват.
Но Борька меня не слушал.
— Пусти! Пусти! — шипел он, вырываясь.
Пришлось скрутить ему руки. Когда он присмирел, я подвел его к креслу и усадил.
На кровати кто-то слабо стонал. Я понял: это был Славка. Собственно, стонать-то ему можно было бы уже и прекратить: я знал, что на нем нет уже ни царапинки, да и мои скоро пройдут.
— Как это он? — шепотом спросил я, зная, что где-то поблизости Соня.
— Пытался вылететь в окно, — тут же отозвалась Соня. — Олег, побольше света, пожалуйста.
— Вылететь? Зачем? — спросил я.
— Все погасло, и он испугался.
Лена тихо и тоненько заплакала.
Рита подошла к ней, обняла ее за плечи.
— Ничего, ничего, — зашептала она. — Все пройдет, все успокоятся… Не надо бояться.
— Да, ты не знаешь! — плача, повторяла Лена. — Ты ничего не знаешь…
— Ну и что ж, что не знаю? — возражала Черепашка. — Мне же страшнее, а я не плачу.
Все-таки она была молодец.
— Не надо нервничать, ребята, — сказал Олег.
Он светил фонарем на Славкино лицо, а Соня рассматривала, есть ли раны. Славка что-то бормотал и отворачивался: он не хотел признаваться, что все его порезы «прошли». Но я не осуждал его: такая уж была моя специализация. Зажмурившись, я живо представил себе, как страшно ему было, когда он, раскинув руки, весь исцарапанный, летел в темноту…
— Не надо нервничать, — повторял Олег. — Возможно, всего лишь короткое замыкание. Сейчас мы с Андреем пойдем и все починим.
— Ну прямо, почините! — крикнул Борька и снова вскочил. — Электрики нашлись!
Я взял на себя его страх — и это было ужасно. Меня затошнило, сердце заколотилось, я весь покрылся холодным потом. Только бы не закричать, подумал я, стискивая зубы. Только бы не закричать!
Борька всхлипнул, удивленно оглянулся — и притих, как будто заснул.
Вдруг вспыхнул свет — ярко-оранжевый, мощный и ровный. Мы все взглянули на потолок, но плафоны оставались темными. Это были не лампы: это за окном огненно засветился сам купол.
— Андрюша, пожар? — спросила меня Черепашка.
Ну что я мог ей ответить? У меня самого еще зубы стучали от Борькиного страха.
— Заря, — сказал я первое, что пришло в голову.
— Ура! — крикнул Борька. — Приехали!
Все радостно закричали. Даже Славка поднял голову с подушки, впрочем тут же уронив ее обратно.
На дорожке возле бассейна мы увидели Воробьева и Скворцова. Они стояли, задрав головы, и сокрушенно рассматривали погибшие пальмы. В дверь постучали.
— Быстро! — скомандовал Олег. — Быстро привести себя в порядок!
Мы поспешно закутались в одеяла, оглядели друг друга. Лица у нас в этом странном свете были зеленовато-бронзовые, губы темные, но, в общем-то, выглядели мы вполне прилично.
— Войдите, — сказал Олег.
Я затаил дыхание. Вот сейчас появятся они… иссиня-черные, многоликие, с дельфиньими усмешками на безглазых лицах.
Дверь открылась, на пороге стоял Дроздов. Он был бодр, весело улыбался.
— Что, любуетесь сменой пейзажа? — заговорил он. — А ну-ка, признавайтесь, кто разбил стекло? Первый случай в нашей школе. Будем вызывать родителей, чтоб другим неповадно.
Мы молчали, стараясь переместиться к постели и загородить собою бедного Славку.